an image
Поиск
Это интересно

В честь создателя гимна

В 1852 году в Коста-Рике, которая лишь незадолго до этого обрела независимость, ожидался приезд представителей английского правительства. В самый последний момент вспомнили, что отсутствует коста-риканский национальный гимн. Тогда главнокомандующий коста-риканской армии генерал Мора вызвал главного капельмейстера Мануэли Гутьероса и приказал ему немедленно написать гимн. Бедный дирижер от ужаса не знал, куда деться. Но приказ есть приказ.

Тщетно просидел он последние ночи — ведь он был специалистом по грустным народным мелодиям, а писать марши не умел.

Перед самым приездом генерал пригрозил Гутьеросу суровым наказанием... И за десять минут до встречи дирижер продиктовал оркестру незатейливый апофеоз своего бессилия... Тем не менее, в его честь, как создателя национального гимна, была выпущена в 1923 году специальная марка, где Гутьероса изобразили с огромной бриллиантовой звездой на груди, увенчанным лавровым венком.

Анонс

Филателия, год 22-й

Живет в наших альбомах марка с короткой, но выразительной надпечаткой: «Р.С.Ф.С.Р. ГОЛОДАЮЩИМ 100 р. + 100 р.». Интересна история этих марок.

...1920—21 годы. Небывалая засуха погубила посевы в Поволжье и других областях страны. Жестокий неурожай, голод обрушились на жителей этих мест. При ВЦИК создается Центральная комиссия помощи голодающим (ЦК помгол). Для пострадавших губерний она организует сбор средств и продуктов питания. Немалую лепту в это всенародное дело вносит и советская почта. На нее возлагается особая ответственность за незамедлительную и безотказную доставку посылок и денежных переводов.

Интересное письмо одного из московских филателистов опубликовала газета «Известия ВЦИК» 16 августа 1921 г.:

«Будучи уже много лет коллекционером иностранных и русских почтовых марок, позволяю себе предложить меру, могущую дать значительные суммы для оказания помощи голодающим, а именно: выпустить в продажу с повышенной ценой особые почтовые марки».

Да, конечно, выпуск специальных почтово-благотворительных марок с надбавкой в пользу пострадавшим от неурожая был дельным предложением. И Наркомпочтель откликнулся на него.

В морозный предновогодний день 1921 г. на московском почтамте появился в продаже необычный выпуск знаков почтовой оплаты. Он состоял из четырех крупноформатных марок. На первых трех — красной, зеленой и коричневой — открывался вид на Волгу с плывущими по ней баржами с хлебом для голодающих. На четвертой, синей, марке был изображен рабочий, поддерживающий обессиленного от голода крестьянина. Марка рассказывала о помощи города пострадавшей от неурожая деревне. Все четыре миниатюры вышли одного номинала: 2250 рублей. Из них 2000 руб. шли в фонд ЦК Помгола, а 250 руб. составляли почтовый сбор (стоимость пересылки одного иногороднего письма).

Когда заказ на производство серии поступил на Гознак, печатники единодушно приняли решение изготовить весь тираж бесплатно. Работали самоотверженно, во внеурочное время, вечерами и ночами. Ради экономии бумаги использовали обрезки листов, оставшиеся в типографии после печатания предыдущих выпусков. Серия изготовлялась с маленьким «секретом» — с одного и того же клише «Вид Волги» печатались красная, зеленая и коричневая марки, дабы втрое больше заинтересовать филателистов и тем самым втрое увеличить доход от продажи этого почтово-благотворительного знака.

Вслед за первой серией вышла и вторая — с надпечаткой на советских революционных марках 1918 г. текста «Р. С. Ф. С. Р. ГОЛОДАЮЩИМ» и новых номиналов «100 р.+ 100 р.» и «250 р.+ + 250 р.» И вновь надпечатка воспроизводилась на марках в самых различных расцветках: синей, черной, карминовой, оранжевой, желтой...

В течение 1922—1923 гг. Наркомат почт и телеграфов издал еще три специальных выпуска почтово-благотворительных марок: популярные серии «Филателия — детям», «Филателия — трудящимся» и выпуск «Голодающим» без обозначения номинала. Издавались благотворительные марки и в Азербайджане, и в Грузии, и на Украине. Интересный выпуск из четырех марок «Юго-восток помоги голодающим» был сделан в апреле 1922 г. в г. Ростове-на-Дону. Однако этим маркам не повезло: так как они были изданы без разрешения Наркомпочтеля, их вскоре пришлось изъять из обращения...

Заметный вклад в фонд помощи пострадавшим от неурожая внесла и молодая советская филателия.

30 марта 1922 г. газета «Известия ВЦИК» под общим заголовком «Почтовые марки — хлеб голодающим» опубликовала специальное постановление ЦК Помгола:

«В целях предоставления возможности всему населению принять активное участие в оказании помощи голодающим и исчерпывания всевозможных источников для оказания этой помощи, Центральная Комиссия Помгол при ВЦИКе постановила:

...Призвать все население РСФСР начать сбор и немедленно пожертвовать в пользу голодающих... все имеющиеся почтовые марки с писем, бандеролей и т. п., как в отдельных экземплярах, так и целыми сериями и коллекциями для обмена их на хлеб и другие продукты за границей...»

Едва разошелся номер «Известий» с обращением о сборе марок, как в адрес Уполномоченного начали поступать тысячи и тысячи писем, бандеролей, посылок с марками. Одними из первых были получены оплаченные советскими почтовыми марками конверты с автографами Ленина, Калинина, Луначарского, Цурюпы, посланные ими лично. В конверты были вложены брошюры «Сберегая почтовую марку, даешь хлеб голодному».

ЦК РКСМ призвал все организации молодежи проводить специальные недели по сбору марок. Но сбор шел не только среди населения. Многие наркоматы, ведомства, учреждения обязаны были сдавать марки со всей получаемой корреспонденции. Марки снимались также и в отделениях связи — с сопроводительных адресов к посылкам, с невостребованных писем. Усилился контроль за выпуском марок в продажу через почту: все замеченные разновидности, и полиграфические отклонения (перевернутые надпечатки, двойные оттиски рисунка и т. п.) тоже сдавались Уполномоченному Помгола для последующей продажи их любителям. Поток марок рос с каждым днем. Только за май, например, их поступило 3 102 120 штук.

Продолжение ...

Контакты
an image

Уральский центр частных коллекций

620075 Екатеринбург, ул. Красноармейская, 10, Бизнес-центр Антей.
E-mail: Данный адрес e-mail защищен от спам-ботов, Вам необходимо включить Javascript для его просмотра.
 
 
 
 


Особенности почтовой корреспонденции перелета цеппелина Москва-Фридрихсхафен

Рис. 1

Рис. 2

В филателистической литературе как у нас в стране, так и за рубежом достаточно подробно описаны почтовые марки и специальные штемпеля гашения, посвященные полету в 1930 году дирижабля LZ-127 «Граф Цеппелин» по маршруту: Фридрихсхафен — Москва — Фридрихсхафен.

Немецкие письма, адресованные в Москву, отмечены красным треугольным штемпелем с силуэтом Кремля. На этом штемпеле внизу дано немецкое название перелета: «RUSSLANDFAHRT 1930». В Советском Союзе специально для оплаты обратной почты цеппелина из Москвы во Фридрихсхафен были выпущены две марки, номиналами 40 и 80 коп., в трех вариантах: с зубцами 10,5 и 12,5 и без зубцов. Вся корреспонденция, отправленная из Москвы на дирижабле LZ-127, также получила специальный черный штемпель. В отличие от сопроводительного немецкого, советский штемпель использовали для гашения франкировки (рис. 1 и 2).

Кроме того, часть писем из Москвы отмечена фиолетовым двухстрочным штемпелем «MIT LUFTSCHIFF «GRAF ZEPPELINXMOSKAU — FRIDRICHSHAFEN», который встречается в двух вариантах — строчными и прописными буквами. Чаще всего штемпель с прописными буквами бывает на закрытых письмах, а со строчными — на почтовых открытках.

С оформлением и отправкой почтовой корреспонденции цеппелина из Москвы связано два не ясных до настоящего времени вопроса, попыткой ответа на которые и является настоящая работа.

Обе советские марки продавали только на Московском почтамте 10 сентября 1930 г. в день прилета цеппелина, с 8 до 10 час. 45 мин. (по некоторым данным, с 9 до 10 час). Ими оплачивался дополнительный сбор за доставку почты дирижаблем, 40 коп. за открытку, 80 коп. за закрытое письмо. По свидетельству очевидцев, утром 10 сентября в продажу поступили лишь зубцовые марки.

Требование оплаты дополнительного тарифа специальными марками выполнялось достаточно строго, в том числе и для филателистической корреспонденции, подготовленной к полету Советской филателистической ассоциацией. Часть писем СФА, для которых не хватало 80-копеечных марок, была оплачена двумя 40-копеечными марками, что сделало в дальнейшем такие отправления более редкими.

Единственное официальное исключение из правила оплаты дополнительного тарифа было сделано для очень небольшого количества частной корреспонденции, которую приняли на Московском почтамте для отправки в период между 10 час. и 11 час. 45 мин., уже после закрытия специальных окон для оплаты и сдачи почты на цеппелин. Эти письма франкированы только обычными марками, но с соблюдением требуемой общей суммы оплаты (рис. 2). Марки погасили специальным штемпелем, часть писем была отмечена двухстрочным сопроводительным текстом, о котором говорилось выше.

Филателистам известны письма, оформленные как пролетевшие из Москвы во Фридрихсхафен, но не имеющие специальных марок для оплаты дополнительного сбора, а также сопроводительного штемпеля. Эти письма оплачены обычными марками различного номинала, иногда на сумму, меньшую дополнительного сбора, и имеют обычный красный бортовой штемпель LZ-127: трехстрочный текст «MIT LUFTSCHIFFXGRAF ZEPPELIN × BEFÖRDERT» в овале. Отличительной особенностью этих писем является и то, что марки погашены не специальным штемпелем полета, а обычным календарным 40-го или 50-го городского почтового отделения. Кроме того, на таких письмах иногда встречаются специальные синие немецкие наклейки воздушной почты.

По официальным данным, ни одна организация, в том числе и СФА, не сдавала для отправки с цеппелином подобную корреспонденцию. Тем более не могла она быть послана частными лицами. Каким же образом появились на свет такие необычные филателистические документы? Попытка ответить на этот вопрос сделана в работе «Handbuch der Luftpostkunde Zeppelin-Posten 1930», опубликованной в том же году Александром Березовски в Герлице. Согласно его версии, дело обстояло следующим образом.

В последний момент перед отлетом цеппелина, после того как вся корреспонденция была уже принята и упакована, непосредственно в гондолу дирижабля было передано около 300 почтовых отправлений одного официального учреждения (автор не указывает его название). Эта почта была оплачена обычными марками, в том числе редкими опечатками и сериями. Немецкий бортовой почтамт цеппелина не мог погасить русские марки на этих письмах, и поэтому они были доставлены с дирижабля на Московский почтамт. Но к этому моменту здесь имелся в распоряжении лишь обычный календарный штемпель, которым и начали гасить марки на дополнительно поступивших письмах.

Однако из-за ограниченного времени до отлета LZ-127 («Граф Цеппелин» стартовал в обратный путь 10 сентября в 14 час. 38 мин.) гашение получила лишь небольшая часть их, тогда как большинство писем было упаковано для отправки на дирижабль непогашенными (как полагает А. Березовски, «в надежде на то, что при повторной передаче этой дополнительной корреспонденции на цеппелин она полностью будет погашена специальным штемпелем»).

Естественно, что специального советского штемпеля на LZ-127 не оказалось, и большая часть этих писем отправилась в полет с непогашенной франкировкой. После прибытия во Фридрихсхафен они были возвращены на Главный почтамт в Москву, где наконец и получили штемпель гашения с прошедшей календарной датой. Кроме того, все письма, поступившие на дирижабль в Москве, дополнительно получили (очевидно, во Фридрихсхафене, хотя А. Березовски и не указывает этого) обычный бортовой штемпель цеппелина.

Так выглядит история появления необычных писем полета из Москвы во Фридркхсхафен в изложении А. Березовски. При всей ее правдоподобности она, однако, не может быть принята безоговорочно. Внимательный анализ описанных событий приводит к возникновению нескольких серьезных вопросов, на которые трудно дать логически обоснованные ответы, исходя из версии А. Березовски.

 

Рис. 3

Во-первых, какое учреждение могло доставить дополнительную корреспонденцию? Очевидно, оно не могло иметь отношения ни к Наркомату связи, ни к СФА, которые располагали достаточным количеством времени, чтобы оформить почтовые отправления правильно. Всем государственным учреждениям известно, что любая отправка почты осуществляется только через отделения связи (в данном случае через почтамт). Поэтому, прежде чем везти почту на дирижабль, представитель учреждения должен был обратиться на Московский почтамт, где к этому времени прием любой корреспонденции на LZ-127 уже закончился. Рядовой курьер в такой ситуации вряд ли отправился бы прямо на аэродром, непосредственно к бортовому почтамту дирижабля.

Остается предположить, что дополнительная корреспонденция была доставлена к LZ-127 человеком, осведомленным о порядке доставки почты цеппелином. Такое предположение может быть верным, так как дополнительные письма были франкированы редкими опечатками и полными сериями. Если допустить, что вся дополнительная корреспонденция является учрежденческой, то, очевидно, следует считать, что ее организацией занималось частное лицо, использовавшее вывеску какой-либо государственной организации в конъюнктурно-филателистических целях, тем более что большая часть этих писем имеет частные адреса.

Далее, простой расчет времени показывает несостоятельность объяснения возникновения около 300 непогашенных писем недостатком времени перед отлетом цеппелина. Если считать, что дополнительные письма были доставлены на дирижабль после приема основной почты, то есть самое позднее в полдень, то для их правильного оформления все же остается свыше двух с половиной часов — время более чем достаточное.

Непонятным является отсутствие специального штемпеля на Московском почтамте к моменту возврата туда дополнительной почты с цеппелина. Тот же подсчет времени показывает, что возврат произошел не позднее 2 часов после окончания официального приема почты. Бесследное исчезновение специального штемпеля с почтамта за столь короткий срок не может иметь логического объяснения.

Не заостряя внимания на своеобразной судьбе всей дополнительной (учрежденческой) корреспонденции после прибытия во Фридрихсхафен, — она была возвращена на Главный почтамт в Москву,— следует указать на еще один любопытный факт. Возвращенные чистые письма были затем погашены штемпелем с прошедшей датой. Если считать их обычной учрежденческой почтой, то непонятна необходимость применения такой операции. Если же допустить, что дополнительные письма были оформлены в филателистических целях, то необъяснимым является использование повторно обычного календарного штемпеля вместо специального. Ведь после возвращения писем в Москву не было никаких ограничений во времени, чтобы оформить их в полном соответствии со всеми требованиями.

И наконец, последнее: чем можно объяснить использование обычного бортового штемпеля цеппелина только на дополнительных письмах, тогда как на всей остальной корреспонденции он не применялся? После вылета дирижабля из Москвы работники бортового почтамта имели достаточно времени (более 20 часов), чтобы отметить специальным штемпелем все письма, не получившие его до отлета. Тем более, имели такую возможность почтовые работники во Фридрихсхафене.

Таким образом, объяснение, данное А. Березовски, неубедительно и требует документального подтверждения. Можно полагать, что действительное объяснение этого факта имеет непосредственное отношение к письмам полета, франкированным беззубцовыми марками.

Специальный каталог цеппелинной почты Зигера указывает на их существование в количестве 12 комплектов. Пока не удалось документально установить точную дату выпуска беззубцовых марок или дату поступления их в государственную продажу. Однако, по свидетельству очевидцев, беззубцовые марки не поступили в продажу на почте до прилета LZ-127 в Москву, а в филателистическом магазине они появились (в весьма ограниченном количестве) значительно позднее этого события. Уже один этот факт является веским основанием для сомнений в подлинности почтового происхождения писем полета Москва — Фридрихсхафен, оплаченных беззубцовыми марками.

Обращает на себя внимание такой факт, что все подобные письма, с которыми до настоящего времени нам удалось познакомиться, отправлены одним и тем же лицом — Щаповым (его специальный красный гриф имеется на каждом письме) по одному и тому же адресу: Дебрия, до востребования.

Своеобразна и франкировка этих писем. Несмотря на то, что дополнительная оплата закрытых писем составляла 80 копеек специальными марками, половина известных писем Щапова (а они все закрытые) имеет только одну 40-копеечную марку. Дополнительная оплата тарифа произведена набором различных коммеморативных марок. Следует отметить, что во всех известных коллекциях эти письма встречаются только в паре — с 40-копеечной и 80-копеечной маркой.

Серьезным препятствием для изучения происхождения писем с беззубцовыми марками является их малочисленность. Однако и имеющиеся в распоряжении данные по оформлению этих писем позволяют попытаться провести некоторое сопоставление номеров заказных отправлений с зубцовыми и беззубцовыми марками. Кроме того, заказные наклейки писем с зубцовыми марками отличаются по форме от аналогичных наклеек на письмах с беззубцовыми марками, номера отправлений с зубцовыми миниатюрами весьма сильно отличаются от номеров «беззубцовых» писем, идущих подряд (рис. 3). Для эффективного сопоставления в первую очередь необходимо иметь как можно больше точных данных о номерах заказных наклеек этих писем.

Пока же можно лишь высказать гипотезу об искусственном, не почтовом создании раритетов — писем полета дирижабля LZ-127 Москва — Фридрихсхафен, оплаченных беззубцовыми марками и оформленных частным лицом в конъюнктурно-филателистических целях.

В. Притула